Он свернул в переулок и, оглядываясь по сторонам, как вор, медленно пошел к желтым воротам, из которых долетал пряный запах персидской сирени. Сирень тоже раздражала Сергея Эдуардовича: будучи аллергиком, практически каждые май-июнь он чертыхался на того умника, который придумал засадить такой вонючкой немало прекраснейших мест прекрасного города и этот двор в частности. Вечно ему не везет — росли бы здесь, например, розы…
Набрав воздуху, как пловец перед погружением, Габузов осторожно приоткрыл дверь парадного, не потревожив отошедшей петли, и стал подниматься на второй этаж. На площадке между первым и вторым этажами, взгромоздившись на стремянку, в телефонном распорядительном щитке ковырялся мужик в фирменной спецовке с надписью «ЛГТС». «Какая неприятная рожа», — автоматически подметил Габузов, скользнув по нему взглядом. И дело было даже не в уродливом следе от ожога, покрывавшем правую половину лица ремонтника, а скорее в его глазах — настороженных, злых, с нечитаемым рядовым обывателем типично блатным прищуром. «Скорее всего, сидел по малолетке», — сделал дедуктический вывод Сергей Эдуардович.
Площадка второго этажа оказалась пустой, сверху тоже не раздавалось ни звука. Габузов подошел к двери, прислушался — тишина. Он потянул руку к кнопке звонка, и тут в ушах его глухо прозвучал голос покойного деда Тиграна: «Гость без приглашенья не дождется уваженья». «Да чего уж теперь, после икорного-то бара», — усмехнулся Сергей.
На звонки в дверь никто не отвечал. Если бы хозяйка спала крепким богатырским сном, от такой трели все равно неминуемо проснулась бы. Впрочем, на любезно распахнувшуюся перед ним дверь Габузов и не рассчитывал. «Что ж, обязательную галочку поставили, теперь пойдем другим путем», — решил Сергей и позвонился в противоположную квартиру.
В ответ из-за дверной цепочки выглянула растрепанная голова старушки. Одного лишь взгляда на нее было достаточно, чтобы понять: эта старушка принадлежит к замечательной категории тех, что знают всё и обо всем.
— Самсут Матосовна Головина здесь живет? — придав голосу адвокатскую важность и официальность, пропел он.
— А то где же? И она, и мать их, и сыночек ихний. А вы что ж…
— Я из ПИБа, никого нет дома… — завертелся Габузов, уже кляня себя за необдуманный, а точнее — за плохо срежессированный поступок.
— Так давайте мне, я передам, — зашепелявила старушонка, но Сергей Эдуардович посмотрел на нее так чиновничье-грозно, что она виновато закончила: — Тогда можно и под дверь положить, там щель широкая…
— Не положено, надо расписаться лично. А вы случайно не знаете, куда все-таки подевались хозяева? Уже в который раз прихожу, — как можно правдоподобнее возмутился Габузов.
— Уехамши они. Все уехамши.
— А вы случайно не знаете, куда? На дачу, наверное? У меня очень срочное письмо, сами понимаете, в ПИБе ждать не будут, — схватился за старуху, как за соломинку, Габузов.
— Галина с внуком на Украину поехали. Они завсегда, кажный год туда ездют.
— Да это я знаю, — прокололся Габузов. — Я про Самсут Матосовну спрашиваю.
— Самсуня-то? И она уехала. Четвертый день как уехала, мил-человек.
— И куда же?
— Да по какой-то там путевке. На этот самый, на Шипр.
— Какой Шипр?! — остолбенел Габузов.
— Да обыкновенный. Остров такой есть, откуда одеколон «шипр» пошел. Самсуня, когда мне ключи оставляла… цветочки чтобы, значит, у них поливать… обещала оттуда самого что ни на есть настоящего «шипру» привезти. А то нынче в магазинах такую дрянь продают. А я давно уже очень люблю этот самый «шипр». Сколько воспоминаний! «Ах, как кружится моя голова, как голова кружится!» — фальшиво, но с чувством, пропела старуха.
— А, так вы, должно быть, имеете в виду остров Кипр? — догадался, наконец, Габузов.
— Да и вправду вроде Кыпр, так-то она и говорила. — Старушечье лицо вдруг выразило испуг. — Кы-ыпр, — протянула она. — Так это что, значит, одеколону она и не привезет вовсе?!
— Послушайте, бабушка, — торопливо заговорил Сергей Эдуардович, — я сам, лично, привезу вам шипра, сколько вам надо, два, три флакона, только скажите…
— Настоящего привезешь? — подозрительно уточнила старушка.
— С самого Шипра, более настоящего не бывает. Скажите, а вы случайно ничего не напутали? Может быть, она все-таки говорила про Швецию? Швеция, а не Кипр?
— Что ж я, по-твоему, совсем из ума выжила? Нешто я Швеции на знаю? Швеция — это тут, близко. Там еще спички раньше делали. А Шипр — он того, долго ехать надо. Самолетом. И как они не боятся этими самыми самолетами летать. Ужасть!
— Скажите, а, кроме ключей, она, случаем, ничего больше не оставляла, не передавала?.. Я ведь который день хожу и все никак не могу застать ее, а то ПИБ ждать не будет… — растерянно бормотал Габузов, стараясь не глядеть на соседку.
Но обещание «шипра», по-видимому, привело ее в благодушное настроение.
— Ничего не оставляла, ничего не передавала. Кроме как, значит, за цветочки поливать, — уже по-матерински посмотрела на него старушка. — А чего ты так разволновался, мил-человек? Радоваться надо, что женщина в кои веки отдохнуть поехала, а то горбатится тут, горбатится… — Но тут старушка вдруг пристально посмотрела на Габузова. — А может, ты все врешь про ПИБ? — огорошила она его. — Может, ты просто кавалер?
— Как? — опешил он.
— Кавалер, говорю. Вот и нервничаешь, что уехала, да не с тобой. Только я тебе всю правду скажу: никого у нее нет, одна она, как былиночка. А ведь такая девка! Золото, а не девка. И мальчонка ейный ничего себе такой, не то что нынешняя шантрапа. Культурный, завсегда как увидит — здоровается, сиротинушка…