Полукровка. Эхо проклятия - Страница 43

В принципе, именно так получилось у него и с юрфаком. Увлеченный всякими громкими фразами, вроде «Dura lex, sed lex» или «Bis dat, cito dat», он рьяно готовился к вступительным экзаменам и неожиданно для всех, а главное для самого себя, поступил на этот престижный во все времена факультет. Первый год он ходил петухом, хотя уже с самого начала его смутило, что факультет находится не в историческом здании Двенадцати коллегий, как ему представлялось, когда он выбирал его и сдавал экзамены, а в какой-то дыре на Ваське. Но пока можно было блистать эрудицией на таких предметах, как история или теория права, политические учения или право римское, Сергей Эдуардович еще чувствовал себя в своей тарелке.

Но старый дед Тигран, деревенский плотник из предгорий Арагаца, приехавший вскоре к сыну и как-то незаметно привнесший в семью Габузовых армянский колорит, говорил ему с самого начала: «Не туда лезешь, бала, не туда. Армяне — кто? Созидатели — вот кто! Строители. А ты в тюрьму станешь всех сажать, разве это дело?» Сергей горячился, начинал ему доказывать, что профессия юриста как раз и есть самая созидательная, что они, юристы, основа здорового государства, и тому подобную ерунду. Тигран слушал, вздыхал, потом тоже постепенно входил в раж, и все заканчивалось тем, что вышедший из себя дед отправлялся в кухню делать кюфту. Этот процесс странным образом его успокаивал. Но тут уже заводилась мать, потому что после приготовления сего блюда вся кухня оказывалась залеплена ошметками мяса. Мать не смела кричать на свекра, и весь ее гнев изливался на мужа, а уж от отца рикошетом доставалось и Сергею. Словом, скоро он перестал спорить с дедом, тем более что, чем дальше, тем больше избранная профессия переставала нравиться и ему самому.

Пошли какие-то никому не нужные идиотские предметы, вроде судебной статистики, бухгалтерии или того хуже — колхозного права, хотя на то время ни одного колхоза в Ленинградской области уже не осталось. К тому же вел его хитроглазый старый грузин, убивавший всех нелепым вопросом: «А скажите-ка мне, уважаемые, что такое есть телка? — Девушки смущались, парни хмыкали, а профессор, подняв крючковатый палец, торжественно провозглашал: — Телка, коллеги, есть корова-девушка!»

Кое-как он дотянул до диплома, который ему просто подарил преподаватель римского права, любивший Габузова за подлинный интерес к его предмету, напрочь отсутствовавший у остальных будущих служителей Фемиды. Сергей Эдуардович сдул историю про средневековые города-государства и получил свою четверку.

В этот день дед Тигран сделал особенно много кюфты и особенно забрызгал мясом, желтком и бульоном стены и потолок кухни. Через неделю Габузов тоже на четверки сдал по «бомбам» государственное право уже давно разлагавшегося государства, а также его теорию — и, наконец, получил долгожданный синенький значок, потерянный где-то в Румянцевском садике в тот же вечер, когда их обмывали в тазу с водкой. Образование его закончилось, он остриг длинные, но жидковатые кудри и отправился в лагеря под Лугу стрелять из раздолбанных пушек двадцатилетней давности.

Это был, пожалуй, единственный день, когда дед Тигран выглядел вполне довольным. На отвальную он даже взялся сделать хаш. Сергей сам мотался по рынкам в поисках говяжьих ножек, мать, себе под нос проклиная армянские чудачества, целый день их чистила, а дед бродил по кухне в приподнятом настроении и разглагольствовал:

— И чего ворчит, чего ворчит, да русскому человеку хаш — это то, что нужно! Встал, не поел, не поработал, а, глядь, надо уже и водку разлить, и за доброе утро выпить! Да и что хаш! Разве это еда? Это ж традиция, ритуал, душа! А тут внук оружие в руки впервые берет!

Сергей не стал разочаровывать деда, что идет он не в армию, а всего лишь на двухмесячные сборы, и тот прощальный пир остался у него в памяти как один из самых лучших дней в жизни, даже лучше свадьбы, до которой Тигран уже не дожил.

Дед созвал тогда человек тридцать не то родственников, не то друзей, причем исключительно мужчин. Сергей, намеревавшийся напоследок порадоваться женскому обществу, обиженно поинтересовался у отца, что же это такое.

— Видишь ли, — рассмеялся отец, — говорят, что настоящий хаш не любит трех вещей: тоста, женщин и коньяка.

— Как так?

— А вот так. Потому что пьют водку, женщины не садятся и хаш этот не едят, поскольку он с чесноком, и всего в хаше только три-четыре тоста. — Сергей, впервые столкнувшийся с традициями предков, на самом деле рассчитывал гораздо на большее. — Ну, первый — с добрым утром — за то, что день начинается, потом за женщин, то есть за мать, которая столько с ножками мурыжилась, а потом, конечно, за тех, кто его поел. Немного, зато все очень понятно, ясно и четко.

И действительно, лучшего праздника, нежели тогда, Сергей Эдуардович не помнил. Да и не было у него больше настоящих праздников. Не считать же таковыми ежегодные пьянки десятого ноября?..

А далее потянулись унылые дни на работе, не радовавшей ни ум, ни сердце, ни карманы. В промежутке между ними имела место вовсе не обязательная женитьба на Катеньке, закончившаяся в общем-то предсказуемым разводом (слава богу, детей завести не успели; да и когда их, собственно, было заводить, с его абсолютно ненормированным следовательским днем?). А потом случилась та самая история с коксом, и вот теперь серые будни в адвокатуре, где уже никому были не нужны ни блестящие латинские выражения о торжестве закона, ни знания о юридических отношениях агнатов и когнатов…